Шоколадная война - Страница 20

- Перминтьер?

- Шесть.

И тогда снова сгусток напряжения. Джерри был следующим. Губер вслушался в роковую паузу, словно весь класс задержал дыхание.

- Рено?

- Ни одной.

Пауза. Можно подумать, что, используя ситуацию, Брат Лайн будет быстро проскакивать мимо фамилии Джерри. Но каждый день в учительском голосе пела надежда, и каждый день Лайн получал от него негативный ответ.

- Сантусси?

- Три.

Губер выдохнул вместе со всем классом. Вдруг, Губеру захотелось увидеть, что же Брат Лайн записывает напротив фамилии Сантусси. Он смог увидеть лишь дрожащую руку Лайна, который был в ожидании смертного приговора, уготованного каждому из них.

Короткие и жирные ноги Табса Касперса несли его тучное тело через жилой квартал с рекордной для него скоростью. Ему казалось, что он не едет, а летит, потому что одно из колес его велосипеда было кривым, правда Табс уже где-то попытался его выправить – у него не было денег на новое. Факт, что его пришпоривала отчаянная нужда в деньгах, и он был вынужден носиться по городу, как сумасшедший, от одного дома к другому, таская на плече сумку с шоколадом, стуча в двери и нажимая кнопки звонков. Он был вынужден делать это украдкой – так, чтобы отец с матерью не смогли его застать за этим занятьем. Вероятность встретить отца была невелика, потому что тот постоянно был у себя на работе, на пластмассовой фабрике, но не встретиться с матерью было сложнее. Она была просто помешана на машине. Как говорил его отец: «Медведю не сидится дома. Он садится в машину и куда-нибудь едет».

Левое плечо Табса начало болеть от веса взятого им шоколада, и он перевесил свою ношу на другое плечо, используя момент, чтобы, спрыгнув с бордюра и подпружинив телом, легко перекинуть ремень сумки через голову. Он уже продал три коробки и положил в кошелек шесть долларов, но этого, конечно, было недостаточно. Он был в отчаянии. Он не знал, в помощи какого дьявола он нуждался, чтобы до наступления темноты еще что-нибудь продать, но в последних шести домах, где он успел побывать, никто больше не хотел покупать его шоколад. Он сохранял каждый цент из своей выручки и даже вытащил из отцовского кармана грязные заблудшие долларовые монеты, когда тот последним вечером, шатаясь в легком подпитии, пришел домой. Табс ненавидел это занятье – лазать по карманам, тем более у своего отца. Он поклялся вернуть ему деньги как можно быстрее. Вопрос: когда? Табс не знал. Деньги, деньги, деньги. Они становились постоянной потребностью его жизни. Деньги и его любовь Рита. Его выручка только и позволяла сводить ее в кино и потом купить кока-колу. Два-пятьдесят за каждый билет в кино и пятьдесят центов за два стакана колы. А его родители попросту ее ненавидели. Каждый раз ему нужно было тайком улизнуть из дома, чтобы затем с ней встретиться. Он разговаривал с ней по телефону только из дома Оззи Бекера. «Она того же возраста, что и ты», — говорила ему мать, когда было так важно, чтобы сам Табс был хотя бы на полгода ее старше. «Все правильно – она «ищет возраст», — говорила ему мать. Что еще она могла сказать? Внешность Риту не подводила. Она была настолько прекрасна, что у Табса всё внутри тряслось, словно нагрянуло землетрясение. Один, ночью в постели он мог забыть обо всем и думать только о ней. И теперь назавтра был ее День Рожденья. Он собирался купить ей подарок – такой, о каком она мечтала – браслет, который она увидела в окне ювелирного магазина в центре Блекса. Он был ужасен и прекрасен. Он весь сверкал и сиял всеми цветами радуги. А ужасен он был своей ценой на этикетке: $18.95 плюс налог. «Хон», — она никогда не называла его Табсом. — «Вот, чего я хочу больше всего на свете». Боже - $19.52, налог на продажу составлял пятьдесят семь центов. Он знал, что таких денег у него не было.

Она была той сладкой девчонкой, которая любила лишь его одного. Они шли вдвоем по улице, и он постоянно чувствовал, как ее грудь касалась его локтя. Сначала он думал, что это случайно. Он виновато отодвигался, оставляя пустоту между ними, а она снова начинала тереться грудью о его локоть. В тот вечер он купил ей сережки, и уже знал, что это было не случайно. Он ощутил себя рыночным торговцем, и ему вдруг за это стало стыдно. Он был смущен и одновременно безумно счастлив. Он – Табс Касперс, с сорока фунтами лишнего веса, о которых все время напоминал ему отец. Он, и эта прекрасная девичья грудь, касающаяся его, или отнюдь не прекрасная, как считала его мать. Замечательная девочка, похожая на зрелый, налитый соком фрукт. Зауженные джинсы, обтягивающие ее бедра, и те сочные сиськи, прыгающие под ее кофточкой. Ей было только четырнадцать, а ему – пятнадцать. Но их любовь, любовь до полного безумства, и деньги, что все время вставали между ними и все время им мешали. Деньги на автобус до ее дома, потому что она жила на другом конце города, и от этих денег зависели все планы их дальнейших встреч. На ее День Рожденья у них будет что-то вроде пикника. Они встретятся в Монументальном Парке. Она принесет сандвичи, а он подарит ей браслет. Он предвидел ее восторг, и ожидал его, но также где-то в глубине души он знал, что браслет для нее важнее чего-либо еще на свете…

Все, что двигало им теперь – ее дыхание и ее образ. Пытаясь выручить хоть еще немного денег, он отдаленно понимал, что все это скоро придется возвращать школе. Но, черт возьми, волноваться об этом он будет потом. Правильно, теперь еще одна дверь, а затем еще одна. Ему нужны деньги. Рита любит его. Очевидно, завтра она позволит ему влезть к себе под свитер.

Он нажал кнопку звонка у двери дома на Стерн-Авеню, который выглядел богаче, чем соседние, заготовил множество невинных слов и сладкую улыбку на случай, если кто-нибудь вдруг откроет дверь.